Босх не спешил. Несколько минут он изводил Бреммера молчанием, обдумывая, с чего лучше начать.
— Что ж, — произнес он в конце концов, — давай начнем с самого начала. Четыре года назад ты полностью посвятил себя делу Кукольника. В качестве репортера. Можно сказать, что с тебя оно и началось. Ведь именно твои статьи о первых жертвах заставили полицейское управление сформировать следственную бригаду. В качестве репортера ты имел доступ к сведениям, собранным о подозреваемом, читал, наверное, отчеты о вскрытиях. У тебя были источники вроде меня. Да что там говорить, добрая половина лоботрясов из нашей бригады и службы коронера снабжала тебя самыми свежими сведениями. Короче говоря, ты знал абсолютно все, что делал Кукольник. Все — вплоть до крестика на пальце ноги. Позже, когда Кукольник был уже мертв, ты использовал эту информацию в своей книге.
— Да, все это мне было известно. Но это ничего не доказывает, Босх. Это знал не только я, но и многие другие.
— Ах, посмотрите, как он теперь ко мне обращается. Босх. Значит, я для тебя больше не старый приятель Гарри? Стал презирать, значит? Или взял в руки пистолет и решил, что мы теперь не ровня?
— Пошел ты на хер, Босх. Ты просто идиот. У тебя ничего нет против меня. Что там еще? Выкладывай. А знаешь, это просто великолепно. Этому эпизоду я отведу целую главу в книге, которую пишу о последователе.
— Что у меня еще? Еще у меня есть блондинка в цементе. Цемент — очень ценная субстанция. Ты, случаем, не знал, что обронил там сигаретную пачку, когда заливал ее этим самым цементом? Не помнишь уже? А тц вспомни, как ехал домой и тебе страшно хотелось курить, как полез в карман, но там ничего не было. Так вот, эти сигареты лежали в бетоне и ждали нас — точно так же, как Бекки Камински. «Марльборо» в мягкой упаковке. Твои любимые, Бреммер. Это ошибка номер один.
— Их многие курят. Если захочешь поделиться своим открытием с окружным прокурором — Бог в помощь.
— И левшей на свете тоже хватает. Взять хотя бы тебя и последователя. Да я и сам левша. Дальше рассказывать?
Бреммер сидел, отвернувшись. Он просто молча смотрел в окно. «Может, провоцирует? — подумал Босх. — Хочет, чтобы я бросился отнимать у него пистолет?»
— Эй, Бреммер! — окликнул он, едва не сорвавшись на крик. — Могу еще кое-что рассказать.
Бреммер резко повернул голову и вперил в рассказчика жесткий взгляд.
— Сегодня в суде ты сказал мне, что я могу быть доволен вердиктом, поскольку городские власти должны заплатить за меня всего два бакса. Но вспомни, что было еще раньше — в тот вечер, когда мы вместе выпивали. Тогда ты выступил с обстоятельной лекцией о том, что Чэндлер запросто сможет содрать с города сто тысяч, стоит только присяжным присудить в пользу истца хоть один доллар. Помнишь? Вот я и думаю: сегодня утром, когда ты говорил, что вердикт обойдется мне всего в два доллара, это было тебе доподлинно известно. Ты знал, что Чэндлер уже мертва, а потому не может потребовать больших денег. Ты знал это, потому что собственными руками убил ее. Такова твоя вторая ошибка.
Бреммер с сожалением покачал головой, будто имел дело с неразумным дитятей. Дуло пистолета смотрело теперь Босху не в лоб, а в солнечное сплетение.
— Слушай, парень, говоря все это, я просто хотел тебя успокоить. Понял? И не знал я, жива она или мертва. Ни одно жюри не поверит бреду, который ты тут несешь.
Босх ехидно ухмыльнулся.
— Ну вот, окружного прокурора мы с тобой уже прошли. Теперь ты живо представляешь, как стоишь перед жюри присяжных. Значит, мой рассказ становится все интереснее, верно?
С холодной улыбкой Бреммер вновь поднял пистолет.
— И это все, Босх? Все, что у тебя есть?
— Сладкое — на третье.
Он закурил, не спуская глаз с Бреммера.
— Ты помнишь, как пытал Чэндлер, прежде чем прикончить ее? Уж это ты должен помнить. Кусал. Жег. Сегодня в ее доме все стояли кружком и ломали голову, почему это последователь так изменился. Зачем ему все эти новые штучки? Лок, наш психолог, был озадачен больше всех — прямо места себе не находил. Ловкий ты парень, что и говорить, но тут перегнул палку. Ведь эдак умного человека инвалидом недолго сделать. Знаешь, Бреммер, это даже забавно. Но все дело в том, что психолог не знает того, что известно мне.
Здесь он сделал паузу, почти наверняка зная, что Бреммер схватит наживку.
— И что же тебе известно, Шерлок?
Лицо Босха озарила широкая улыбка. Теперь он становился хозяином ситуации.
— Мне известно, почему ты все это с ней проделал. Все очень просто. Тебе во что бы то ни стало нужно было вырвать у нее свою записку, не так ли? Но она не говорила, где эта бумажка. Она, видишь ли, знала, что все равно умрет — независимо от того, вернет тебе записку или нет. Вот она и выбрала муки — выбрала и выдержала все, что ты с ней сотворил. А ты не услышал от нее ни слова. Это была женщина с характером, и в конце концов она тебя победила, Бреммер. Это она поймала тебя. Она, а не я.
— Какая записка? — спросил Бреммер севшим после долгого молчания голосом.
— Та самая, с которой ты облажался. Тебе она позарез была нужна. Но дом слишком велик, чтобы можно было быстро обыскать его, особенно когда на кровати лежит труп женщины. Что, если кто-нибудь случайно забредет? Сразу возникнут сложности, придется давать объяснения, то да се. Но ты не волнуйся. Записку я нашел. Теперь она у меня в надежном месте. А вот ты, видно, никогда не читал Хоторна. Зря. Бумажка была вложена в книгу этого автора. В общем, как я уже говорил, она тебя победила. Наверное, действительно бывают случаи, когда справедливость торжествует.