Цементная блондинка (Право на выстрел) - Страница 31

— А коробка? Я бы ее купил.

— Коробку мы тебе продать не можем. Как мы тогда станем рекламировать кассету, когда ее вернут? Мы вообще коробки не продаем. Мальчики, которым нужны фотографии, покупают журналы.

— Сколько стоит коробка с кассетой? Я заплачу. А когда кассету вернут, оставьте ее для меня — я приеду и заберу. Сколько?

— Ну, «Сказки» пользуются спросом. Наша обычная цена — тридцать девять девяносто пять, но в данном случае, офицер, я сделаю специальную скидку — для сотрудников правоохранительных органов. Тебе это обойдется в пятьдесят баксов.

Босх ничего на это не ответил. Вынув наличные, он отсчитал полсотни.

— Мне нужен чек.

После того, как сделка свершилась, коротышка положил коробку в коричневый бумажный пакет.

— Кстати, — сказал он, — Мэгги Громко Кончаю до сих пор у нас есть на паре пленочек там, сзади. Можешь сходить проверить.

— Так, значит, я заеду, — сказал Босх на прощание.

— Эй, а имя? Для кого нам держать эту кассету, когда ее вернут?

— Карло Пинци.

Это было имя одного из местных воротил порнобизнеса.

— Очень смешно, мистер Пинци, мать вашу. Так мы и сделаем.

Пройдя за занавески в заднюю часть помещения, Босх почти немедленно был встречен женщиной, на которой не было ничего, кроме высоких сапог, трусиков в виде двух ниточек и ящичка с мелочью на поясе. Ее большие и значительно улучшенные с помощью силикона груди были увенчаны необычно маленькими сосками. Сожженные пергидролью волосы были коротко острижены, а вокруг блестевших карих глаз слишком много косметики. На вид ей можно было дать либо девятнадцать, либо тридцать пять лет.

— Вам нужна частная встреча или мелочь для видеокабинок? — спросила она.

Босх вынул пачку наличных, ставшую заметно тоньше, и протянул ей два доллара, чтобы она разменяла их на монетки по двадцать пять центов.

— Могу я оставить один доллар себе? Мне ничего не платят. Только чаевые.

Босх дал ей еще один доллар и, забрав восемь монет, направился к одной из маленьких занавешенных кабин, над которой не горела лампочка, указывающая, что она занята.

— Позовите меня, если вам что-нибудь понадобится, — крикнула ему вдогонку женщина в трусиках-ниточках.

Либо одуревшая от наркотиков, либо слишком глупая, либо и то, и другое, но женщина не распознала в Босхе копа. Махнув рукой, чтобы она отстала, он задернул за собой занавеску. Кабинка, где он стоял, была размером примерно с телефонную будку. В ней было стеклянное смотровое окошко, за которым находился экран, а на экране — список из двенадцати различных записей — на выбор. Теперь все это было снято на видео, но по привычке называлось «пленочками» — в память о 16-миллиметровой пленке, которую раз за разом крутили в первых секс-машинах.

Стула здесь не было, зато была маленькая полочка с пепельницей и пачкой салфеток «клинекс». Пол был усеян использованными салфетками, а запах стоял как от дезинфекции, которую полиция применяла в микроавтобусе для перевозки трупов. Босх бросил в прорезь все восемь монеток, и экран ожил.

На нем появились две женщины, которые, лежа на постели, целовались и делали друг другу массаж. Босху понадобилось всего несколько секунд, чтобы определить: ни одна из них не является девушкой, изображенной на видеокассете. Он начал нажимать на кнопку, и картинки на экране стали прыгать. Одно совокупление сменялось другим: гетеросексуальные, гомосексуальные, бисексуальные... Босх задерживал на них взгляд ровно на столько, сколько ему требовалось, чтобы определить, есть ли на экране нужная женщина.

Она оказалась на девятой «пленочке». Увидев ее в движении, Босх окончательно убедился в том, что женщина по кличке Магна Громко Кончаю и была «цементной блондинкой». Сейчас на экране она лежала на кушетке и кусала пальчик, а мужчина, стоявший на коленях между ее раздвинутыми ногами, ритмично вбивал свои бедра между ее ног.

Сознание того, что эта женщина умерла, причем умерла страшной смертью, и зрелище ее — еще живой, подвергающейся другой разновидности насилия, — подействовало на Босха непонятным для него самого образом. Он смотрел на экран, испытывая одновременно чувства вины и жалости. Как и большинству полицейских, ему был очень хорошо знаком порок. Он видел также несколько порнографических фильмов с участием двух актрис, убитых Кукольником. Но подобное непростое чувство охватило его в первый раз.

Женщина на экране вынула палец изо рта и начала громко стонать. Босх нащупал кнопку регулировки громкости и выключил звук. Но он все еще продолжал слышать ее стоны, переходившие в крик — они неслись из соседних кабинок. Другие мужчины смотрели ту же пленку. Босх почувствовал приступ гадливости — эта пленка привлекала тех, других, мужчин совсем по другим причинам.

Занавеска позади него приоткрылась и Босх понял, что в кабинку вошел кто-то еще. В тот же момент он почувствовал, как чья-то рука крепко прижалась к его промежности. Он сунул руку за пазуху, чтобы вытащить револьвер, но, повернувшись, увидел, что это — девица, менявшая ему деньги.

— Что я могу для тебя сделать, дорогой? — проворковала она.

Босх оттолкнул от себя ее руку.

— Можешь начать с того, что отвалишь отсюда.

— Да будет тебе, миленький! Зачем смотреть телевизор, если ты сам можешь этим заняться? Двадцать баксов. Дешевле я не могу. Мне нужно делиться с начальством.

Теперь она еще плотнее прижалась к нему, и Босх уже не мог различить, от кого так мерзко воняет сигаретами — от нее или от него. Груди ее были твердыми, и она все сильнее прижималась ими к его груди. И вдруг женщина замерла. Она почувствовала револьвер. Глаза их на секунду встретились.