Эдгар поднялся и, потоптавшись у столика, сказал:
— Когда-нибудь наступит день, и тебе понадобятся все твои друзья. В этот день ты вспомнишь о том, что сделал со мной.
— Я знаю, — ответил Босх, не глядя на него.
После ухода Эдгара Босху все же удалось привлечь к себе внимание официантки, и он заказал еще порцию виски. Квартет играл «Проверку дождем», сдабривая ее неплохой импровизацией, которая так нравилась Босху. Виски стало согревать его изнутри, поэтому Гарри откинулся в кресле, курил и слушал музыку, стараясь не думать обо всем, что связано с копами и убийцами.
Однако вскоре он почувствовал, что рядом с ним кто-то есть, и, повернувшись, увидел Бреммера. Тот стоял возле его столика с бутылкой пива в руке.
— Судя по тому, с какой физиономией ушел отсюда Эдгар, он здесь больше не появится. Могу я к тебе присоединиться?
— Он-то больше не появится, так что можешь делать что угодно, но предупреждаю: я — вне службы, вне протокола и вне дела.
— Иными словами, ни хрена не скажешь?
— Ты совершенно правильно меня понял.
Репортер уселся и закурил. Его маленькие, но острые зеленые глазки щурились сквозь дым.
— Ну и ладно, потому что я тоже не на работе.
— Бреммер, ты всегда на работе. Даже сейчас, если я скажу неосторожное слово, ты нипочем его не забудешь.
— Надо полагать. Но ты забыл времена, когда мы с тобой так хорошо работали. Помнишь мои статьи, которые тебе так помогали, Гарри? И вот, стоило написать одну-единственную статью, которая пришлась тебе не по душе, и — все забыто! Теперь я для тебя всего лишь «этот паршивый репортер, который...».
— Да ни черта я не забыл. Ты же сейчас сидишь рядом со мной, верно? Я помню все, что ты сделал для меня, и все, что сделал против меня.
Какое-то время они молча слушали музыку. Мелодия оборвалась как раз в тот момент, когда официантка поставила на стол перед Босхом третью двойную порцию «Джек Блэк».
— Не подумай, что я собираюсь рассказывать тебе о своих источниках информации, — заговорил Бреммер, — но почему для тебя имеет такое большое значение, откуда я узнал о записке?
— Теперь уже не имеет. А раньше я просто хотел выяснить, кто пытается меня подставить.
— Ты об этом уже говорил. Ты действительно думаешь, что кто-то хочет подставить тебя?
— Не имеет значения. Что за статейку ты приготовил нам на завтра?
Репортер выпрямился, глаза его заблестели.
— Обязательно почитай. Отличный репортаж — я пишу о твоих показаниях на суде, будто есть кто-то еще, продолжающий убивать. Поставили на первую полосу, большущая статья. Потому-то я здесь. Я всегда прихожу сюда, чтобы поддать, когда попадаю на первую полосу.
— Значит, празднуешь? А про мою мать тоже написал?
— Гарри, если тебя волнует это, забудь. Я даже не упомянул о той истории. Честно говоря, это, конечно, страшно интересно, но, когда я писал статью, увидел, что она получается слишком большой, вот и решил опустить тот эпизод.
Босх молча кивнул. Он был рад, что эта часть его жизни не окажется завтра утром достоянием миллиона читателей газеты, но с виду казался равнодушным.
— Однако, — добавил Бреммер, — если жюри присяжных вынесет вердикт не в твою пользу и скажет, что твои действия явились попыткой отомстить за мать, тогда я смогу это использовать. Более того — у меня не будет другого выбора.
Босх снова кивнул. Все сказанное Бреммером звучало по крайней мере искренне. Взглянув на часы, он увидел, что уже почти десять. Босх знал, что должен позвонить Сильвии и выбираться отсюда, пока не началась новая композиция, иначе музыка вновь затянет его.
Допив виски, он сказал:
— Мне пора.
— Да, пожалуй, мне тоже, — ответил Бреммер. — Давай выйдем вместе.
На улице согревшегося от виски Босха прохватило ледяным вечерним воздухом. Сказав Бреммеру «до свидания», он засунул руки в карманы и пошел по тротуару.
— Гарри, ты собираешься идти пешком всю дорогу до Паркер-центра? Ты что! Я же на машине.
С этими словами Бреммер отпер пассажирскую дверцу своего «ле сэйбра», припаркованного у тротуара прямо перед входом в «Ветер». Не поблагодарив журналиста, Босх залез в машину и, перегнувшись через переднее сиденье, открыл изнутри дверцу водителя. На той стадии опьянения, на которой сейчас находился Босх, он почти переставал разговаривать, предпочитая вариться в собственном соку и слушать других.
Проехав четыре квартала по направлению к Паркер-центру, Бреммер завел разговор.
— Эта Денежка Чэндлер — та еще штучка, правда? Знает, как облапошить присяжных.
— Думаешь, это ей уже удалось?
— Думаю, что почти удалось, Гарри. Даже если жюри вынесет просто констатирующий вердикт против городского управления полиции, а такие вердикты сейчас очень популярны, она станет богатой.
— О чем это ты?
— Тебя раньше никогда не судили в федеральном суде?
— Я делаю все возможное, чтобы это не вошло у меня в привычку.
— Ну, тогда слушай. В деле о защите гражданских прав — таком, как твое, — если выигрывает истец — в данном случае Чэндлер, — ответчик — в данном случае город — выплачивает компенсацию истцу и гонорар его юристу, то есть опять же Чэндлер. Гарантирую тебе, Гарри, что завтра в своем заключительном выступлении Чэндлер скажет присяжным, что им нужно просто вынести констатирующий вердикт о том, что ты действовал неправильно. Такой вердикт возможен, даже если ты нанес ущерб всего на один доллар. Присяжным подобное решение покажется легким выходом. Они, например, могут заявить, что ты действовал неправильно и обязан возместить ущерб в размере доллара. Они ведь не знают, — а Белк не имеет права им сказать, — что, если истец выигрывает хоть один доллар, Чэндлер выставляет городу счет за свои услуги. А это уже будет не доллар. Скорее пара сотен тысяч этих самых долларов. Очень хитро.