— Не знаю.
— У нас больше нет свидетелей, если только ты не хочешь вызвать кого-нибудь из следственной бригады. Но они повторят то, что уже говорил ты, и получат от Чэндлер такую же вздрючку. Я бы на этом остановился.
— А может, еще раз вызовем Лока? Он поддержал бы меня в том, что я говорил о последователе.
— Рискованно. Он ведь психолог и не сможет сказать нам ничего, кроме «это возможно». А она с таким же успехом заставит его сказать «а возможно, и нет». Его ведь на эту тему не допрашивали, и мы не знаем, что у него на уме. Кроме того, нам, по-моему, следует избегать разговоров о втором убийце. У присяжных от этого только мозги набекрень съедут, а мы...
— Мистер Белк, — произнес судья. — Мы ждем.
Поднявшись из-за стола, Белк объявил:
— Ваша честь, защита прекращает выступления.
Окинув Белка долгим взглядом, судья обратился к присяжным и сообщил им, что на сегодня они свободны — адвокатам понадобится остаток дня, чтобы подготовить финальные выступления, а ему — инструкции для жюри присяжных.
После того, как присяжные покинули зал, к стойке подошла Чэндлер. Она попросила судью вынести директивный вердикт в пользу истца, в чем ей было отказано. Белк сделал то же самое, попросив о вердикте в пользу ответчика. На это голосом полным сарказма судья попросил его сесть на место.
Босх встретился с Сильвией через несколько минут после того, как переполненный зал заседаний опустел. Вокруг двух адвокатов собралась толпа журналистов. Взяв Сильвию под руку, Босх двинулся вместе с ней по вестибюлю.
— Я же просил тебя не приходить сюда, Сильвия.
— Да, но я чувствовала, что должна. Я хотела, чтобы ты знал: я с тобой, несмотря ни на что, Гарри. Я знаю о тебе то, что никогда не узнает ни один из присяжных. Кем бы ни пыталась изобразить тебя эта женщина, я-то знаю, какой ты. Не забывай об этом.
На Сильвии было платье, которое очень нравилось Босху: черное с серебристой полосой. Она выглядела настоящей красавицей.
— Я, гм, я... Ты давно здесь?
— Почти с самого начала. И я рада, что пришла.
Босх бросил на нее короткий взгляд.
— Все это насчет моей матери...
— Да, я слышала. Мне было больно от того, что я узнала об этом именно здесь. Гарри, кто мы друг другу, если между нами существуют такого рода секреты? Сколько раз я могу тебе повторять: такие вещи ставят под угрозу все, что есть между нами!
— Послушай, — ответил он, — давай не будем сейчас. Этот суд, да еще ты начинаешь... Для меня это слишком. Да и место неподходящее. Поговорим об этом потом. Ты права, Сильвия, но я, гм, я просто не могу... говорить. Я...
Протянув руки, Сильвия поправила Гарри галстук, потуже затянув узел.
— Все в порядке, — сказала она. — Что ты собираешься делать?
— Продолжать расследование — неважно, официально или нет. Я должен довести его до конца. Я обязан найти второго убийцу.
Несколько секунд Сильвия смотрела на него, и Босх понял, что она рассчитывала услышать иной ответ.
— Извини, но это дело нельзя отложить на потом. Каждый день происходит что-то новое.
— В таком случае я поеду в школу. Тогда не придется терять целый день. Ты приедешь сегодня вечером?
— Постараюсь.
— Ну ладно, значит, увидимся. Не вешай носа, Гарри!
Босх улыбнулся. Сильвия прижалась к нему и поцеловала в щеку, затем направилась в сторону эскалатора.
Пока Босх провожал ее взглядом, к нему подошел Бреммер.
— Не хочешь поговорить? Сегодня прозвучали очень интересные показания.
— В них я уже рассказал все, что мог.
— А больше ничего интересного?
— Не-а.
— А то, что говорит Чэндлер: будто второй убийца на самом деле и есть первый, а Черч никого не убивал?
— Что же ей еще остается говорить? Дерьмо все это. Не забывай: то, что я говорил в зале суда, я говорил под присягой. Она же присягу не давала. Это дерьмо, Бреммер. Не покупайся на это.
— Я должен о том писать, Гарри, понимаешь? Это моя работа. Не обидишься на меня?
— Не обижусь, Бреммер. Каждый должен делать свое дело. А мне, кстати, пора заняться своим.
И он направился к эскалатору. Оказавшись возле статуи, Босх прикурил одну сигарету, а другую протянул Томми Фарэуэю, который снова копался в пепельнице.
— Что там происходит, лейтенант? — спросил его бездомный.
— Вершится правосудие.
Подъехав к центральному управлению, Босх сразу нашел место для парковки возле главного входа. Несколько минут он сидел в машине и смотрел, как двое арестантов, выпущенных на время из каталажки, оттирали загаженное панно, тянувшееся по всему фасаду похожего на бункер здания. На нем изображалась идиллическая картина: ребятишки — чернокожие, белые и мулаты — беззаботно резвились вместе под лучезарными взглядами улыбающихся копов. По нижней части панно тянулась злая надпись, сделанная черной краской: «Это — проклятая ложь!»
«Интересно, чьих рук это дело? — подумал Босх. — Кого-то из живущих по соседству или какого-нибудь копа?» Выкурив две сигареты подряд, он попытался выбросить из головы все происшедшее в суде. Как ни странно, думая о том, что один из его секретов стал достоянием гласности, Босх испытывал странное ощущение покоя. Однако на благоприятный исход слушаний надежд оставалось мало. Босха охватило чувство отстраненности. Он равнодушно думал о том, что жюри присяжных наверняка вынесет вердикт не в его пользу, что бешеная пляска вещественных доказательств убедит их в том, что, даже если Босх поступил не как чудовище, изображенное Чэндлер, его действия все равно были неадекватны и неоправданны. Им никогда не понять, каково было ему принять такое решение, да еще — в долю секунды.